Неточные совпадения
Первое время женитьба, новые
радости и обязанности, узнанные им, совершенно заглушили эти мысли; но в
последнее время, после родов жены, когда он жил в Москве без дела, Левину всё чаще и чаще, настоятельнее и настоятельнее стал представляться требовавший разрешения вопрос.
— Ах! — вскрикнула она, увидав его и вся просияв от
радости. — Как ты, как же вы (до этого
последнего дня она говорила ему то «ты», то «вы»)? Вот не ждала! А я разбираю мои девичьи платья, кому какое…
Слова жены, подтвердившие его худшие сомнения, произвели жестокую боль в сердце Алексея Александровича. Боль эта была усилена еще тем странным чувством физической жалости к ней, которую произвели на него ее слезы. Но, оставшись один в карете, Алексей Александрович, к удивлению своему и
радости, почувствовал совершенное освобождение и от этой жалости и от мучавших его в
последнее время сомнений и страданий ревности.
Она вспомнила ту, отчасти искреннюю, хотя и много преувеличенную, роль матери, живущей для сына, которую она взяла на себя в
последние годы, и с
радостью почувствовала, что в том состоянии, в котором она находилась, у ней есть держава, независимая от положения, в которое она станет к мужу и к Вронскому.
«Отдай якорь!» — раздалось для нас в
последний раз, и сердце замерло и от
радости, что ступаешь на твердую землю, чтоб уже с нею не расставаться, и от сожаления, что прощаешься с морем, чтобы к нему не возвращаться более.
Он сидел, не облокотившись, прямо, на маленьком стуле и внимательно слушал ее, стараясь хорошенько понять и хорошенько ответить. Настроение, вызванное в нем
последним свиданием с Масловой, еще продолжало наполнять его душу спокойной
радостью и благорасположением ко всем людям.
То чувство торжественности и
радости обновления, которое он испытывал после суда и после первого свидания с Катюшей, прошло совершенно и заменилось после
последнего свидания страхом, даже отвращением к ней. Он решил, что не оставит ее, не изменит своего решения жениться на ней, если только она захочет этого; но это было ему тяжело и мучительно.
За все время, пока он живет в Дялиже, любовь к Котику была его единственной
радостью и, вероятно,
последней. По вечерам он играет в клубе в винт и потом сидит один за большим столом и ужинает. Ему прислуживает лакей Иван, самый старый и почтенный, подают ему лафит № 17, и уже все — и старшины клуба, и повар, и лакей — знают, что он любит и чего не любит, стараются изо всех сил угодить ему, а то, чего доброго, рассердится вдруг и станет стучать палкой о пол.
День моей
радости помяну в
последнюю ночь мою!..
— Верочка, друг мой, ты упрекнула меня, — его голос дрожал, во второй раз в жизни и в
последний раз; в первый раз голос его дрожал от сомнения в своем предположении, что он отгадал, теперь дрожал от
радости: — ты упрекнула меня, но этот упрек мне дороже всех слов любви. Я оскорбил тебя своим вопросом, но как я счастлив, что мой дурной вопрос дал мне такой упрек! Посмотри, слезы на моих глазах, с детства первые слезы в моей жизни!
Но что со мной: блаженство или смерть?
Какой восторг! Какая чувств истома!
О, Мать-Весна, благодарю за
радостьЗа сладкий дар любви! Какая нега
Томящая течет во мне! О, Лель,
В ушах твои чарующие песни,
В очах огонь… и в сердце… и в крови
Во всей огонь. Люблю и таю, таю
От сладких чувств любви! Прощайте, все
Подруженьки, прощай, жених! О милый,
Последний взгляд Снегурочки тебе.
Да будет ваш союз благословен
Обилием и счастием! В богатстве
И
радости живите до
последнихГодов своих в семье детей и внуков!
Печально я гляжу на торжество
Народное: разгневанный Ярило
Не кажется, и лысая вершина
Горы его покрыта облаками.
Не доброе сулит Ярилин гнев:
Холодные утра и суховеи,
Медвяных рос убыточные порчи,
Неполные наливы хлебных зерен,
Ненастную уборку — недород,
И ранние осенние морозы,
Тяжелый год и житниц оскуденье.
А он все надеялся на свой единственный билет сорвать весь тотализатор и все приезжал
последним. Даже публика смеяться перестала. А Стрельцов по-своему наполнял свою жизнь этим спортом, — ведь единственная жизненная
радость была!
Спать под деревом мне совсем не хотелось. Я опять ринулся, как сумасшедший, с холма и понесся к гимназии, откуда один за другим выходили отэкзаменовавшиеся товарищи. По «закону божию», да еще на
последнем экзамене, «резать» было не принято. Выдерживали все, и городишко, казалось, был заполнен нашей опьяняющей
радостью. Свобода! Свобода!
Последний задыхался от
радости и спускал выигранные деньги куда-то за пазуху, точно в подвал.
Когда мельник Ермилыч заслышал о поповской помочи, то сейчас же отправился верхом в Суслон. Он в
последнее время вообще сильно волновался и начинал не понимать, что делается кругом. Только и
радости, что поговорит с писарем. Этот уж все знает и всякое дело может рассудить. Закон-то вот как выучил… У Ермилыча было страстное желание еще раз обругать попа Макара, заварившего такую кашу. Всю округу поп замутил, и никто ничего не знает, что дальше будет.
— А господь, небойсь, ничего не прощает, а? У могилы вот настиг, наказывает,
последние дни наши, а — ни покоя, ни
радости нет и — не быть! И — помяни ты мое слово! — еще нищими подохнем, нищими!
Последнее наше свидание в Пелле было так скоро и бестолково, что я не успел выйти из ужасной борьбы, которая во мне происходила от
радости вас видеть не в крепости и горести расстаться, может быть, навек. Я думаю, вы заметили, что я был очень смешон, хотя и жалок. — Хорошо, впрочем, что так удалось свидеться. Якушкин мне говорил, что он видел в Ярославле семью свою в продолжение 17 часов и также все-таки не успел половины сказать и спросить.
— Глупенький мо-ой! — воскликнула она смеющимся, веселым голосом. — Иди ко мне, моя
радость! — и, преодолевая
последнее, совсем незначительное сопротивление, она прижала его рот к своему и поцеловала крепко и горячо, поцеловала искренне, может быть, в первый и
последний раз в своей жизни.
Хотя печальное и тягостное впечатление житья в Багрове было ослаблено
последнею неделею нашего там пребывания, хотя длинная дорога также приготовила меня к той жизни, которая ждала нас в Уфе, но, несмотря на то, я почувствовал необъяснимую
радость и потом спокойную уверенность, когда увидел себя перенесенным совсем к другим людям, увидел другие лица, услышал другие речи и голоса, когда увидел любовь к себе от дядей и от близких друзей моего отца и матери, увидел ласку и привет от всех наших знакомых.
Последняя цвела
радостью и счастьем и, видимо, обращалась с барином гораздо смелее прежнего и даже с некоторою нежностью…
Зная твое доброе сердце, я очень понимаю, как тягостно для тебя должно быть всех обвинять; но если начальство твое желает этого, то что же делать, мой друг! — обвиняй! Неси сей крест с смирением и утешай себя тем, что в мире не одни
радости, но и горести! И кто же из нас может сказать наверное, что для души нашей полезнее: первые или
последние! Я, по крайней мере, еще в институте была на сей счет в недоумении, да и теперь в оном же нахожусь.
Ближе — прислонившись ко мне плечом — и мы одно, из нее переливается в меня — и я знаю, так нужно. Знаю каждым нервом, каждым волосом, каждым до боли сладким ударом сердца. И такая
радость покориться этому «нужно». Вероятно, куску железа так же радостно покориться неизбежному, точному закону — и впиться в магнит. Камню, брошенному вверх, секунду поколебаться — и потом стремглав вниз, наземь. И человеку, после агонии, наконец вздохнуть
последний раз — и умереть.
— Нет, если я попаду под поезд, и мне перережут живот, и мои внутренности смешаются с песком и намотаются на колеса, и если в этот
последний миг меня спросят: «Ну что, и теперь жизнь прекрасна?» — я скажу с благодарным восторгом: «Ах, как она прекрасна!» Сколько
радости дает нам одно только зрение!
Батюшка начнет говорить, что я ему не доставляю никаких
радостей, никаких утешений; что они из-за меня
последнего лишаются, а я до сих пор не говорю по-французски; одним словом, все неудачи, все несчастия, все, все вымещалось на мне и на матушке.
— Послушайте, Калинович, — продолжала она, протягивая ему прекрасную свою ручку, — мне казалось, что я когда-то нравилась вам; наконец, в
последнее время вы были так любезны, вы говорили, что только встречи со мной доставляют вам удовольствие и воскрешают ваши прежние
радости… Послушайте, я всю жизнь буду вам благодарна, всю жизнь буду любить вас; только спасите отца моего, спасите его, Калинович!
Александров перестал сочинять (что, впрочем, очень благотворно отозвалось на его
последних в корпусе выпускных экзаменах), но мысли его и фантазии еще долго не могли оторваться от воображаемого писательского волшебного мира, где все было блеск, торжество и победная
радость. Не то чтобы его привлекали громадные гонорары и бешеное упоение всемирной славой, это было чем-то несущественным, призрачным и менее всего волновало. Но манило одно слово — «писатель», или еще выразительнее — «господин писатель».
Со странным двойным чувством гордой
радости и унижения увидел Александров свой номер, ровно сотый, и как раз
последний;
последняя девятка, дающая право на первый разряд.
Цель была достигнута: Катрин все это стихотворение от первого до
последнего слова приняла на свой счет и даже выражения: «неправедные ночи» и «мучительные сны».
Радость ее при этом была так велика, что она не в состоянии была даже скрыть того и, обернувшись к Ченцову, проговорила...
Мошка согласился с
радостью, но выговорил, чтобы сверх похлебки из фасоли, которою он в качестве бедного родственника исключительно питался, ему давали ежедневно еще по две головки чесноку. Мало того, он до такой степени распалился ревностью, что стал приставать к рабочим, чтоб они при встрече с ним показывали свиное ухо, что
последние охотно и исполняли.
Думаю я про него: должен был этот человек знать какое-то великое счастье, жил некогда великой и страшной
радостью, горел в огне — осветился изнутри, не угасил его и себе, и по сей день светит миру душа его этим огнём, да не погаснет по вся дни жизни и до
последнего часа.
— Вполне, Елена Николаевна, вполне. Какое же может быть лучше призвание? Помилуйте, пойти по следам Тимофея Николаевича… Одна мысль о подобной деятельности наполняет меня
радостью и смущением, да… смущением, которого… которое происходит от сознания моих малых сил. Покойный батюшка благословил меня на это дело… Я никогда не забуду его
последних слов.
Вся прислуга Багровых, опьянев сначала от
радости, а потом от вина, пела и плясала на дворе; напились даже те, которые никогда ничего не пивали, в числе
последних был Ефрем Евсеев, с которым не могли сладить, потому что он всё просился в комнату к барыне, чтоб посмотреть на ее сынка; наконец, жена, с помощью Параши, плотно привязала Евсеича к огромной скамейке, но он, и связанный, продолжал подергивать ногами, щелкать пальцами и припевать, едва шевеля языком: «Ай, люли, ай, люли!..»
Почтмейстер был очень доволен, что чуть не убил Бельтову сначала горем, потом
радостью; он так добродушно потирал себе руки, так вкушал успех сюрприза, что нет в мире жестокого сердца, которое нашло бы в себе силы упрекнуть его за эту шутку и которое бы не предложило ему закусить. На этот раз
последнее сделал сосед...
Пишу к вам, пишу для того только, чтоб иметь
последнюю, может быть,
радость в моей жизни — высказать вам все презренье мое; я охотно заплачу
последние копейки, назначенные на хлеб, за отправку письма; я буду жить мыслию, что вы прочтете его.
Ты права! что такое жизнь? жизнь вещь пустая.
Покуда в сердце быстро льется кровь,
Всё в мире нам и
радость и отрада.
Пройдут года желаний и страстей,
И всё вокруг темней, темней!
Что жизнь? давно известная шарада
Для упражнения детей;
Где первое — рожденье! где второе —
Ужасный ряд забот и муки тайных ран,
Где смерть —
последнее, а целое — обман!
Недосуг было; к тому же хотя зоркий, проницательный взгляд старика в
последнее время притуплялся, ему все-таки легче было уловить едва заметное колебание поплавка или верши над водою, чем различить самое резкое движение скорби или
радости на лице человеческом.
Что ж касается Глеба, он точно так же не имел особенных побуждений к
радости; одно разве: в дом поступает молоденькая сноха, новая работница на смену старухе, которая в
последнее время совсем почти с ног смоталась, из сил выбилась…
Жадов (горячо). Как даром? как даром? За любовь я тебе плачу любовью. Да ведь ты жена моя! Разве ты забыла это? Ты обязана со мной делить и горе и
радость… если б я был даже
последний нищий.
Но очи русского смыкает
Уж смерть холодною рукой;
Он вздох
последний испускает,
И он уж там — и кровь рекой
Застыла в жилах охладевших;
В его руках оцепеневших
Еще кинжал блестя лежит;
В его всех чувствах онемевших
Навеки жизнь уж не горит,
Навеки
радость не блестит.
Аркадина. Неужели я уже так стара и безобразна, что со мною можно, не стесняясь, говорить о других женщинах? (Обнимает его и целует.) О, ты обезумел! Мой прекрасный, дивный… Ты
последняя страница моей жизни! (Становится на колени.) Моя
радость, моя гордость, мое блаженство… (Обнимает его колени.) Если ты покинешь меня хотя на один час, то я не переживу, сойду с ума, мой изумительный, великолепный, мой повелитель…
Дело в том, что господин Голядкин забывал
последние сомнения свои, разрешил свое сердце на свободу и
радость и, наконец, мысленно сам себя пожаловал в дураки.
Разумеется, мы с
радостью согласились и затем вместе с батюшкой проводили его до квартиры. Ячувствовал, что с моей души скатилось бремя, и потому весело и проворно шлепал по грязи. Мысль, что наш путь лежит мимо кабака купца Прохорова и что
последний увидит нас дружески беседующими, производила во мне нечто вроде сладкого опьянения. Наконец, я не выдержал, и из глубины души моей вылетел вопрос...
Сам в сюртучишке засаленном ходит, для всех скупой, а ей из
последнего покупает, подарки дарит богатые, и уж
радость ему, коль подарок понравится.
Тетерев. Жизнь! Покричат люди, устанут, замолчат… Отдохнут, — опять кричать будут. Здесь же, в этом доме, — всё замирает особенно быстро… и крик боли и смех
радости… Всякие потрясения для него — как удар палкой по луже грязи… И
последним звуком всегда является крик пошлости, феи здешних мест. Торжествующая или озлобленная, здесь она всегда говорит
последней…
Он с любовью и
радостью начал говорить о том, что у него уже готово в мыслях и что он сделает по возвращении в Москву; что, кроме труда, завещанного ему Пушкиным, совершение которого он считает задачею своей жизни, то есть «Мертвые души», у него составлена в голове трагедия из истории Запорожья, в которой все готово, до
последней нитки, даже в одежде действующих лиц; что это его давнишнее, любимое дитя, что он считает, что эта плеса будет лучшим его произведением и что ему будет с лишком достаточно двух месяцев, чтобы переписать ее на бумагу.
Прислушиваясь на каждом шагу, Аян оставил
последнюю ступень трапа и двинулся к каюте Гарвея. Дверь не была закрыта; он тихо открыл ее, окаменел, шаря глазами, и вздрогнул от
радости: с койки, как бы не узнавая его, смотрели тяжелые, стальные глаза штурмана.
— Что ж? зарежет небось? — отвечала, смеясь, Катерина. — Доброй ночи тебе, сердце мое ненаглядное, голубь горячий мой, братец родной! — говорила она, нежно прижав его голову к груди своей, тогда как слезы оросили вдруг лицо ее. — Это
последние слезы. Переспи ж свое горе, любезный мой, проснешься завтра на
радость. — И она страстно поцеловала его.
И то слышался ему
последний стон безвыходно замершего в страсти сердца, то
радость воли и духа, разбившего цепи свои и устремившегося светло и свободно в неисходимое море невозбранной любви; то слышалась первая клятва любовницы с благоуханным стыдом за первую краску в лице, с молениями, со слезами, с таинственным, робким шепотом; то желание вакханки, гордое и радостное силой своей, без покрова, без тайны, с сверкающим смехом обводящее кругом опьяневшие очи…
Я много горя натерпелся, Марфа
Борисовна, пора узнать и
радость.
В
последний раз тебе я поклонюся,
Скажи ты мне, ты хочешь ли моею
Женою быть и с честными венцами
На головах и с
радостью на лицах
По соболям войти в мой дом просторный,
Жить-поживать и в холенье и в неге
И за любовь до гробовой доски
Делить и
радость пополам и горе?